Глава первая

Глава первая. Весть от доктора

Графство Камберленд, декабрь 1523 года

Двор занесло снегом. Он был повсюду: высился на земле небольшими сугробами, беспечно рассыпался на подъездной каменной дороге, серебрился на крышах дворовых построек, сверкал кристаллами алмазов на почерневших воротах, лепился в тугие шарики в тёплых руках расшалившихся слуг и кружился, кружился в ветреной свежести дня — заставляя Мег с восторгом наблюдать за собой. Здесь такое можно было увидеть каждую зиму и довольно часто, как узнала недавно Мег из письма брата, а вот на юге ей не доводилось быть свидетельницей столь необыкновенному и чудесному явлению, хотя тот же Джонатан утверждал, что детьми они однажды сооружали из снега разные фигурки.

Мег очень хотелось выйти сейчас во двор, пройтись по хрустящей дорожке, оставить следы на девственно-чистом полотне, вдохнуть слегка морозного воздуха… Но она не могла, потому что обещала доктору Уотертону дождаться его. Пока доктор был у отца, проверял его самочувствие: здоровье Ричарда Сэвиджа заметно пошатнулось к холодам. Мег надеялась, что именно в погоде да непривычных условиях крылась причина его нынешних недомоганий. Он стал ещё больше пить, кожа его совсем одрябла и опухла, а глаза нередко были налиты кровью так, что порой Мег даже страшно было встречаться с отцом взглядом. Поэтому-то она съездила две недели назад в Карлайл и попросила доктора приехать и осмотреть отца.

Рейнольд Уотертон был тем самым доктором, который около трёх месяцев назад единственный не поленился выехать ночью из своего города в отдалённый замок и не убоялся при этом сильной грозы и размытых дорог. Он вылечил Мег, спас от вероятной смерти и неожиданно легко стал ей другом. Мег не могла объяснить даже самой себе, но при взгляде на доктора её охватывало какое-то тёплое и нежное чувство. Рейнольд, как он скоро позволил себя называть, был человеком добрым, мягким и очень понимающим. Он сразу понял, что на душе у Мег не спокойно, что переживания уже давно терзают её душу и что даже не удар по голове послужил началом её угнетающего состояния, когда она не хотела делать ровным счётом ничего: ни разговаривать, ни вышивать, ни читать, ни ходить, ни есть, ни даже жить… Всё вокруг казалось невыносимо серым и безрадостным. А саму себя она видела жалкой, бесполезной тенью. Даже письмо от любимой сестры не помогло ей справиться с этой сосущей пустотой внутри себя. И как бы оно помогло? Лотти писала о том, как счастливо ей живётся рядом с её Уильямом, как прекрасно они провели время в Лондоне, как её впечатлило мужнино родовое гнездо, как идёт строительство их нового замка в Девоне и как она навестила родной Плимут и сколь сильно он изменился за последние года…

Только приход белоснежной зимы сумел ненадолго поднять Мег настроение. А потом и он вверг её в отчаяние: природа и та менялась, а у неё — всё по-прежнему… По-прежнему ничего. И никого…

Мег прижала замёрзшие ладони к щекам. Жаль, что прошло то время, когда у неё было важное занятие: выведать имена мятежников по наказу короля. Теперь жизнь вернулась в обычное, прямое и скучное русло: заговорщики были схвачены, барон Клиффорд — предупреждён о грозящем ему нападении и, верно, подготовленным теперь к возможному повторению подобной ситуации. А самое главное, король успокоился, узнав, что просьба его была успешно выполнена, и убедившись в преданности своего подданного, которому отдал замок Лайл в обход другого наследника. Джонатана, который и предупредил его о мятежниках, король принял весьма радушно и даже пригласил остаться при дворе и провести там новогодние празднества. Джонатан приглашение, разумеется, принял с превеликой радостью и не уставал писать им с отцом о том, как прекрасно ему там дышится и сколько всего интересного он там повидал. Мег отчаянно скучала и читала все его послания с кислым видом. Не могла она чистосердечно радоваться за него, потому что самой тоже хотелось… нет, не уехать отсюда. Ей нравилось жить здесь, в этом суровом крае и мрачном замке, не смотря даже на то, что он чуть было не стал ей могилой, — и, кроме того, она ни за что не бросила бы отца. Смутные догадки шевелились в её душе: возможно, одиночество подтачивает его здоровье. Уехала Лотти, так похожая на свою мать, вечно пропадал где-то Джонатан, единственный сын и наследник всех земель… И осталась только она, Мег, — никчёмная и ни на что не годная…

Хотелось изменений. Почувствовать себя снова живой и нужной. Но пока…

В размышления ворвался короткий стук в дверь, и Мег, встрепенувшись, разрешила войти. Рейнольд был мужчиной немного за пятьдесят, хотя выглядел лет на десять старше своего возраста. Волосы его были полностью окрашены сединой, а кожа покрыта глубокими морщинами. Вместе с тем у Мег сложилось впечатление, что в нём ещё кроются немалые силы, только что-то будто грызёт его изнутри, заставляя преждевременно стареть. Быть может, поэтому он к ней так добр? Потому что видит в ней самого себя?..

За последние две недели доктор наведывался в Лайл пять раз: осматривал Ричарда Сэвиджа около получаса, прослеживая, изменилось ли к лучшему его самочувствие после прописанных им к питью трав, и уезжал. Сегодня всё прошло бы так же, как обычно, если бы Мег не угораздило потерять сознание прямо перед ним. Пришла в себя она очень быстро и с величайшим трудом, но всё же уговорила Рейнольда никому ничего не рассказывать. По счастью, слуг вблизи не оказалось, и никто не увидел её слабости. Доктор согласился, но, подвергнув её тщательному осмотру своим вдумчивым взглядом, настоял на разговоре после того, как навестит её отца. И вот теперь пришёл…

— Зря вы тратите своё время, Рейнольд, — вздохнула Мег, приглашая его присесть у окна. — Я вчера почти не ела и не выходила на воздух, потому так и вышло сегодня…

— И поэтому тоже, — кивнул он очень серьёзно, пристроился на стуле напротив неё и окинул Мег непривычно тяжёлым взглядом. — Я боюсь расстроить и смутить вас, но мне необходимо знать, как давно у вас были обычные для женщин недомогания?

Мег подавилась и озадаченно посмотрела на него.

— Давно, кажется… По правде сказать, не помню. Но так не в первый раз. И раньше подобное случалось.

— Хорошо. В груди тяжести нет?

Мег приуныла.

— Вы и сами, должно быть, догадываетесь… Мне совсем нехорошо, всё время как будто что-то давит к земле…

— Простите, Мег, — смущённо улыбнулся ей Рейнольд. — Сейчас мне нужно лучше понять ваше физическое состояние.

Мег запнулась и покраснела. Как же неудобно было так оплошать! Одно дело изводить себя наедине с собой же, а другое — делиться этим так, словно её излияния кому-то интересно выслушивать.

— Я бы не сказала, — вяло отозвалась она.

— Прислушайтесь к себе, — настаивал Рейнольд. — Обмороки, во всяком случае, я правильно понял — раньше не случались?

Мег покачала головой. Прислушаться же к себе ей было непросто: она в самом деле так отвратительно чувствовала себя в последние месяцы, что у неё, казалось, всё болело. Трудно было различить сейчас, душевная то была боль или же смешанная с физической… И тут Мег будто кто-то подзатыльник дал, заставив её вскинуть на доктора испуганный взгляд.

— Зачем вам это знать?

— Вы беременны, Мег, — невозмутимо ответил Рейнольд и продолжал, не замечая, как окаменело её лицо: — Не случись того несчастного случая, вам было бы легче заметить, что вы чувствуете себя иначе. Тошноту мы с вами списывали на последствие от ранения, но теперь я ясно вижу: дело в другом. И обморок ваш не случаен, и состояние подавленное — всё от того же.

— Но… но вы ошибаетесь! Конечно же, вы ошибаетесь. Я… я не могу быть беременной. Незамужние девушки не могут. У меня нет мужа.

Мег по-настоящему напугало то, что Рейнольд без всякого сомнения в голосе утверждал о её беременности, хотя и мысли такой у него возникнуть не должно было, учитывая её статус.

— Не лукавьте, Мег. Я — доктор, и вы можете доверять мне. Истории своих подопечных я не рассказываю никому, даже родственникам, если на то их воля.